В середине апреля в выставочном зале Союза художников Красноярска прошла персональная выставка художника-керамиста Валерия Кузнецова, преподающего в нашей детской художественной школе. Красноярскими впечатлениями, а также размышлениями о месте художника в современном мире художник Кузнецов беседовал с нашим корреспондентом.

Валерий Владимирович, почему — Красноярск?

В Новосибирске у меня прошло уже около 7 персональных выставок. И в какой то момент я поймал себя на мысли о том, что здесь меня публика уже слишком хорошо знает. Появилось желание расширить горизонты, показать свои работы тем, кто совсем не знаком с моим творчеством и со мной. Я обратился в Союз художников, членом которого я являюсь, в Департамент культуры Новосибирской области, и мне выделили средства на транспорт и афиши.

И как красноярцы восприняли Ваши работы?

Можно сказать, что выставка была достаточно успешной. Та керамика, которая делается в Красноярске, совершенно не похожа на то, что делаю я. Хорошо известно, что в Красноярске своя художественная школа живописи, а что касается керамики, то там существенные отличия от того, чему нас учили в Ленинграде в свое время. Нас учили более тонкому обращению с материалом на образцах русского авангарда и лучших произведениях западноевропейского искусства. А в Красноярске развитая школа народной керамики. Что касается моего творчества, я не занимаюсь народным направлением, и не потому, что оно мне не нравится, просто я долго искал свой стиль и, однажды найдя его, уже не могу от него отказаться. Я стараюсь делать более современные работы, чтобы это нравилось публике, но главное — чтобы это нравилось мне. Потому что, по большому счету, каждый художник занимается искусством для себя, и если пойдешь исключительно по пути угождения публике, то наверняка зайдешь в такой тупик, из которого выйти будет трудно, будут большие разочарования. Поэтому, как это ни парадоксально звучит, все вещи художник должен делать прежде всего для себя.
Там на выставку пришло много студентов, уже знающих толк в керамике, и поскольку ничего подобного они не видели, был большой интерес. И даже по просьбе студентов художественного университета и с согласия ректора я провел там мастер-класс.

А когда Вы решили заниматься именно керамикой?

Когда я приехал поступать в Ленинград, я живописью занимался очень серьезно. Живопись для меня была святое. Предполагал заниматься только этим, и мышление у меня было чисто живописным. Незадолго до поступления я отслужил в армии, а до армии закончил художественно-графическое отделение Новосибирского педучилища № 2.
Поступать сразу после школы в художественный институт не представлялось возможным, так как вчерашних школьников там не берут. Как правило, нужно поработать пару лет, набить руку. Поэтому я пошел на подготовительные курсы. И, по сути, у меня до поступления был год, в который все и решилось. Посещал выставки, в том числе ходил и по выставкам художников-керамистов, а тогда был настоящий ренессанс именно этого вида искусства. В общем, я неожиданно для себя обнаружил интерес к керамике, и уже к моменту поступления твердо решил идти именно на отделение керамики, и никогда об этом не пожалел.

Чем Вас удивил Ленинград?

Поступив, я понял, что, несмотря на то, что я в Новосибирске, по мнению многих преподавателей, выделялся, в Питере на фоне остальных студентов весь первый курс выглядел неубедительно.
В творческом плане им удавалось легко то, над чем мне приходилось в прямом смысле биться. И только на втором курсе я нащупал то, что нужно, научился правильно ставить задачи и не делать лишней работы.
Удивляла поначалу определенная богемность, которая в значительной степени культивировалась самими преподавателями. Нам говорили, что вы избранные, вы самые лучшие. Что вы прошли большие испытания и уже на сегодня добились вершин, которых простому смертному никогда не достичь. И мне не сразу удалось научиться относиться к этому спокойно.
Потом оказалось, что в Ленинграде для меня не климат. Я, будучи сибиряком, до этого на здоровье не жаловался, а там очень много болел. И что характерно — щупленькие на вид ленинградцы намного лучше себя чувствовали.
Первое время страшно не любил белые ночи. Они меня попросту вышибали, и я не мог спать — окна завешивал одеялами.

А чем керамика отличается от других направлений изобразительного искусства?

Вот, например, что такое живописное мышление? Если я на что-то смотрю, то непроизвольно все воспринимаю в каких-то оттенках. Компоную. Вижу все нюансы, и в голове складывается, как я могу это передать на бумаге или холсте. А декоративное мышление не предполагает таких свойств интеллекта. Там нет объема. Там свет локальный и соотношения цветов другие. И одна из причин, почему мои работы отличаются от того, что делают многие керамисты, состоит в том, что надо мной очень довлеет живописное начало и я очень люблю цвет.

Валерий Владимирович, а вообще когда Вы начали рисовать?

Сколько я себя помню — я всегда рисовал. Более того, я уже в детстве считал, что родился художником, и все, что мешало — просто отметал, и, как следствие — в школе учился просто отвратительно. Учиться мне не нравилось, и я только рисовал и читал книжки — читать очень любил. Все в школе ко мне так относились — вот Валера Кузнецов, он стенгазеты рисует, и никто лучше его это не делает. А то, что мальчик так плохо учится, — ну ничего с ним не поделаешь — такой вот он. Тогда ведь не было никакой профориентации, как сейчас, и никаких поблажек мне не было. Вообще, у меня отсутствует аналитическое мышление — всё на интуиции. Когда я вижу какие-то иксы и игреки, у меня «задвигаются шторы» и я просто перестаю что-либо воспринимать — они имеют у меня какой-то цвет, запах, я пытаюсь понять их суть…
Потом в институте я понял, что у многих художников так же. Математика и искусство, действительно, плохо совместимые вещи.

А еще чем-нибудь в юности увлекались?

Начиная с мальчишеских лет и до недавнего времени, писал стихи. Продолжалось это до того момента, пока моя дочь в поэзии не начала делать определенные успехи, и я понял, что мне ее никогда не превзойти. И тогда я решил оставить эти опыты и заниматься тем, что у меня действительно хорошо получается.

А дочери любовь к искусству прививаете?

Я изначально и дочери и сыну дал такую установку, чтобы ни в коем случае не становились художниками. Потому что профессия эта очень сложная. Можно потратить массу времени, сил, годы каждодневного труда и прийти к разочарованию.
Я сравниваю художника с электрической лампочкой. Пока его питает кто-то, она горит, но стоит этому кому-то щелкнуть выключателем, и лампочка перестает гореть. Художнику для того, чтобы добиться чего-то, нужно ограничить себя очень во многом. Тем не менее, поскольку семья у нас творческая (моя жена также имеет прямое отношение к искусству), — это проявляется в детях: сын занимается видео-программированием (ролики, видеофильмы), а дочь пишет стихи; и вообще она всерьез увлечена филологией, учась в 10 классе — знает уже английский в совершенстве, французский, сейчас изучает испанский, в перспективе итальянский и португальский.

Валерий Владимирович, Вы преподаете не только в нашей художественной школе, но также и в Архитектурной академии. Есть ли существенная разница между школьниками и студентами?

Во-первых, дети, которые помладше, лишены зашоренности, которая уже присутствует у студентов. Взрослые уже боятся попасть впросак, комплексуют, смущаются, и это порой мешает сделать какой-либо важный шаг, где требуется творческая смелость, дерзость, если хотите. Дети же очень смелы и непосредственны. Легко замахиваются на такую высоту, которую им никогда не преодолеть, но так как тема благодатная, все равно будет толк — какие-то кристаллы вырастут. С другой стороны, со студентами легче общаться, а с детьми приходится говорить на особом языке.